НЕРВНЫЕ ЛЮДИ Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой. Дрались, конечно, от …
НЕРВНЫЕ ЛЮДИ
Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой.
Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали.
Главная причина — народ очень уж нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится. И через это дерётся грубо, как в тумане.
Оно, конечно, после гражданской войны нервы, говорят, у народа завсегда расшатываются. Может, оно и так, а только у инвалида Гаврилова от этой идеологии башка поскорее не зарастёт.
А приходит, например, одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, в девять часов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это время разжигает примус. Чай пьёт и компрессы ставит.
Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает. А он, провались совсем, не разжигается.
Она думает: «С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли, провались совсем!»
И берёт она в левую руку ёжик и хочет чистить.
Хочет она чистить, берёт в левую руку ёжик, а другая жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ёжик, посмотрела, чего взято, и отвечает:
— Ёжик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад положьте.
Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:
— Пожалуйста, — отвечает, — подавитесь, Дарья Петровна, своим ёжиком. Мне, — говорит, — до вашего ёжика дотронуться противно, не то что его в руку взять.
Тут, конечно, вспыхнула от этих слов Дарья Петровна Кобылина. Стали они между собой разговаривать. Шум у них поднялся, грохот, треск.
Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ёжик, на шум является. Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный.
Так является это Иван Степаныч и говорит:
— Я, — говорит, — ну, словно слон, работаю за тридцать два рубля с копейками в кооперации, улыбаюсь, — говорит, — покупателям и колбасу им отвешиваю, и из этого, — говорит, — на трудовые гроши ёжики себе покупаю, и нипочём то есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ёжиками воспользоваться.
Тут снова шум, и дискуссия поднялась вокруг ёжика. Все жильцы, конечно, поднапёрли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.
— Что это, — говорит, — за шум, а драки нету?
Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось.
А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек впёрлось. Хочешь, например, одного по харе смазать — троих кроешь. И, конечное дело, на всё натыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду — с тремя ногами устоять на полу нет никакой возможности.
А инвалид, чёртова перечница, несмотря на это, в самую гущу впёрся. Иван Степаныч, чей ёжик, кричит ему:
Гаврилыч говорит:
— Пущай, — говорит, — нога пропадёт! А только, — говорит, — не могу я теперича уйти. Мне, — говорит, — сейчас всю амбицию в кровь разбили.
А ему, действительно, в эту минуту кто-то по морде съездил.
Ну, и не уходит, накидывается. Тут в это время кто-то и ударяет инвалида кастрюлькой по кумполу. Инвалид — брык на пол и лежит. Скучает.
Тут какой-то паразит за милицией кинулся.
Является мильтон. Кричит:
— Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду!
Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился по своим комнатам.
«Вот те, — думают, — клюква, с чего же это мы, уважаемые граждане, разодрались?»
Бросился народ по своим комнатам, один только инвалид Гаврилыч не бросился. Лежит, знаете, на полу скучный. И из башки кровь каплет.
Через две недели после этого факта суд состоялся.
А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался — прописал ижицу.
© Михаил Зощенко 56
Анализ рассказа М. Зощенко «Нервные люди» (Зощенко)
Биография
Биография писателя
Произведения7 произведений
Сочинения44 сочинения
Сочинение
Смех Михаила Зощенко и весел, и грустен. За «бытовыми» нелепыми и смешными ситуациями его рассказов скрываются печальные, а иногда и трагические размышления писателя о жизни, о людях, о времени.
В рассказе 1924 года «Нервные люди» писателем затрагивается одна из главных проблем его эпохи — так называемый «квартирный вопрос». Герой-рассказчик повествует читателям о незначительном, казалось бы, происшествии — драке в коммунальной квартире: «Недавно в нашей квартире драка произошла. И не то драка, а целый бой».
Зощенко дает конкретное обозначение места действия своего рассказа и его участников — Москва, 20-ые годы, жильцы квартиры на углу Глазовой и Боровой. Тем самым писатель стремится усилить эффект присутствия читателя, сделать его свидетелем описываемых событий.
Уже в начале рассказа дается общая картина происшедшего: произошла драка, больше всех в которой пострадал инвалид Гаврилов. Наивный рассказчик видит причину драки в повышенной нервности народа: «…народ уж очень нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится» И это, по мнению героя-рассказчика, неудивительно: «Оно, конечно. После гражданской войны нервы, говорят, у народа завсегда расшатываются».
Из-за чего же произошла драка? Причина самая незначительная и нелепая. Одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, без разрешения взяла у другой жилички, Дарьи Петровны Кобылиной, ежик, чтобы почистить примус. Дарья Петровна возмутилась. Так, слово за слово, две женщины поссорились. Рассказчик деликатно пишет: «Стали они между собой разговаривать». И дальше продолжает: «Шум у них поднялся, грохот, треск». С помощью градации автор раскрывает нам истинное положение вещей: мы понимаем, что две соседки стали скандалить, ругаться и, наверное, драться. Кроме того, благодаря такой градации создается эффект смешного, комического.
На шум и ругань явился муж Дарьи Петровны, Иван Степаныч Кобылин. Этот образ — типичный образ нэпмана, «буржуя недорезанного». Рассказчик так описывает его: «Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный». Кобылин, «словно слон», работает в кооперативе, продает колбасу. За свое, деньги или вещи, он, что называется, удавится. Этот герой вмешивается в ссору со своим веским словом: «…нипочем то есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ежиками воспользоваться».
Для Кобылина другие люди, пусть даже соседи, — это «чужой персонал», который не должен его никоим образом касаться.
На скандал вышли все жильцы коммуналки — все двенадцать человек. Собравшись в тесной кухоньке, они начали решать спорный вопрос. Появление инвалида Гаврилыча и его слова «Что это за шум, а драки нету?» стали толчком к кульминации рассказа — драке.
В тесной и узкой кухоньке все жильцы начали махать руками, вымещая свое недовольство и соседями, и ужасными условиями жизни. В результате пострадал самый невиновный и беззащитный — безногий инвалид Гаврилыч. Кто-то в пылу драки «ударяет инвалида по кумполу». Только прибывшая милиция смогла успокоить разбушевавшихся жильцов. Опомнившись, они не могут понять, что привело их к такой серьезной драке. Это страшно, потому что жертва их безумия, инвалид Гаврилыч, «лежит, знаете, на полу, скучный. И из башки кровь каплет».
В финале рассказа мы узнаем, что состоялся суд, приговором которого было — «прописать ижицу», то есть сделать жильцам квартиры выговор.
Заканчивается рассказ такими словами: «А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался — прописал ижицу».
И здесь мы слышим уже скорее голос автора, чем героя-рассказчика. В этих словах сам Зощенко выражает свое отношение ко всему описанному. За убийство человека — выговор?!
Мне кажется, что этот приговор подтверждает типичность таких ситуаций для Москвы 20-ых годов 20 века. По мнению Зощенко, коммунальные квартиры — безусловное зло. Конечно, все зависит от конкретных людей. Ведь были и коммунальные квартиры, в которых соседи жили как одна семья и ни за что не хотели разъезжаться. Безусловно, автор сатирически раскрывает образ Кобылина, необразованного и наглого хапуги. Но, в то же время, и в словах этого героя есть доля правды. Почему он, как и остальные двенадцать жильцов маленькой коммуналки, не имеет права на свое личное пространство, на свою квартиру? Взвинченные теснотой, тем, что они постоянно вынуждены сталкиваться со своими, не всегда приятными, соседями, «нервные люди» постоянно конфликтуют.
Каждая мелочь вызывает у них бурю эмоций, в результате которых могут происходить самые страшные вещи.
На то, что «квартирный вопрос» — вовсе не пустяк, решение которого может подождать, указывает трагический финал рассказа «Нервные люди». В результате драки погибает ни в чем не повинный человек — инвалид Гаврилыч.
Этот рассказ Зощенко вводит нас в мир Москвы 20-ых годов прошлого века. Создать колорит того времени помогает образ героя-рассказчика — рядового москвича, наивно повествующего о своей жизни, о том, что он знает, и свидетелем чего он был. Язык рассказчика и героев произведения — это смесь просторечий, вульгаризмов и канцеляризмов, заимствованных слов. Такое сочетание рисует правдивый портрет современника Зощенко и, в то же время, создает комический эффект, вызывая у читателя грустную улыбку.
Я считаю, что, обнажая недостатки своего времени, Зощенко стремился улучшить жизнь своих современников. Рассказывая о, казалось бы, мелочах, писатель показывал, что из мелочей состоит жизнь, жизнь отдельных людей.
Улучшать эту жизнь писатель Михаил Зощенко считал своей высшей целью.
Интересно, что делать, когда соседи дерутся
Семья
Когда люди теснятся в городах, уединения не так много, и соседи становятся зрителями личной жизни друг друга.
Марис Крейцман Эрин Маккласки
Сохраненные истории
В 23:15. Недавно в будний вечер я выключал свет в своей квартире, чтобы начать ложиться спать, когда услышал крики наверху. Это отличалось от звука детей, которые живут прямо над головой, играя, буйствуя, топая ногами, раздражая. Это были гневные голоса. Я был в пижаме, но открыл входную дверь, чтобы лучше слышать, и меня встретил шквал ебаных бомб. Я был в своем коридоре, производя анализ затрат и результатов вмешательства — знакомая позиция.
За последние 20 лет я жил в самых разных квартирах в Нью-Йорке, но это была печальная сквозная линия, от переполненной железнодорожной квартиры, которую я делил с тремя соседями по комнате в Адской Кухне, до моего нынешнего дома, где я живу.
с моим мужем и собакой в Берум-Хилл, слышал, как соседи ссорятся. Порочный факт жизни в Нью-Йорке заключается в том, что, за исключением русских олигархов, которые снимают огромные квартиры, но, кажется, никогда не занимают их, мы все здесь ютимся. Мы массово ездим. У нас мало личного пространства и мало уединения. Мы живем со встроенной аудиторией. Я плакала в метро и на улицах, в Duane Reades и Best Buys, и я сидела на чужом крыльце в 2 часа ночи, сломленная смесью виски и экзистенциального отчаяния.
Дом другой. Если я репетирую песни под караоке в душе или пою своей собаке в своей гостиной, да, я рискую, что люди меня подслушают. Но я был бы огорчен, если бы кто-нибудь попросил меня сделать это потише, потому что у нас с соседями есть негласное соглашение: я буду терпеть вашу умеренно громкую музыку, ваши ночные посиделки, ваш смех по телевизору, ваши сексуальные шумы и ваши беспорядочные пердежи, и ты потерпишь мою.
Любой, кто предпочитает жить в непосредственной близости от других, знает, как важно создавать границы и уважать частную жизнь друг друга.
Но иногда вторгается кто-то извне, и дела наших соседей становятся нашими, хотим мы этого или нет. Да, вуайеризм может быть захватывающим, но как насчет непреднамеренного вуайеризма, когда вы счастливо занимаетесь своими делами и возникает ситуация, которую вы не можете игнорировать? Вопли ваших соседей могут быть обычной дракой, а могут быть и чем-то более опасным; это различие трудно сделать, когда вы слышите его сквозь стену.
У вас есть несколько вариантов, каждый из которых имеет свои неясности и последствия. Вы можете вмешаться напрямую, постучав в дверь и «просто убедившись, что все в порядке», или даже постучать и попросить одолжить немного сахара — все, что угодно, чтобы предупредить своих соседей, что вы здесь и являетесь свидетелем их драки. Если кто-то находится в непосредственной опасности, ну, тогда вы, конечно, захотите помочь. Но что, если никого нет, а вы просто назойливая? Что, если вы ухудшите ситуацию? Существует также естественный страх, который испытает почти любой человек, оказавшись в потенциально опасной ситуации, возможно, не для того, чтобы спасти положение, а для того, чтобы навредить себе.
Вы можете позвонить в полицию. Но вы рискуете зря потратить их время и опозорить своих соседей. Хуже того, вы можете подвергнуть опасности своих соседей, если полиция слишком остро отреагирует и навредит им. Вы также можете просто игнорировать шум и надеяться, что он прекратится. Но вот вы, просто вы в своем доме, не знаете, когда драка — это просто драка — еще одна грязная часть общественного договора, которую соседи учатся игнорировать как часть жизни — и когда это хуже. Google соседи дерутся , и вы найдете темы Reddit и колонки советов, полные людей, пытающихся расшифровать грань между обычными спорами и насилием в семье. Когда это станет моим делом? , мы хотим знать.
Конечно, беда в том, что это никак не узнать. В начале нулевых я жил в Верхнем Ист-Сайде в квартире с одной спальней, где в гостиной была возведена картонная стена, чтобы создать для меня крошечную вторую спальню. Если мой сосед по комнате смотрел телевизор в гостиной, пока я хотел почитать, я закрывал маленькую дверь в свою комнату и ложился в постель, надев наушники, чтобы избежать окружающего звука.
Что угодно, лишь бы заглушить близость этого другого человека, с которым я решила жить. Мы оба сделали бы все, чтобы избежать прямой конфронтации. Но только не молодоженам в коридоре, у которых явно были тяжелые времена. Каждые несколько ночей или около того мы слышали, как они кричали друг на друга, и однажды вечером это звучало особенно ужасно. Я мог слышать два отчетливых голоса, кричащих друг на друга, а затем треск. Больше крика. Мы с соседкой по комнате выглянули в коридор, думая, что делать.
«Постучать в дверь?» она сказала.
«Если это будет продолжаться через 10 минут, мы должны просто позвонить в полицию», — решил я.
«Хорошо».
Когда мы слушали, и я чувствовал, что мой адреналин «сражайся или беги» зашкаливает, я подумал: Это и есть взрослая жизнь? Должен ли я был признать, что такого рода конфронтация была обычным явлением среди женатых людей после долгого рабочего дня и слишком большого количества выпивки? Я испытывал отвращение и очарование, и мне было противно мое очарование.
Я хотел услышать больше, понять, что именно они кричали друг другу, даже чтобы драка обострилась, чтобы я мог понять это более четко. Пара уложилась в сроки. Не знаю, злые ли они легли спать, но орать перестали. Я пошел в свою импровизированную спальню, включил свой генератор белого шума и надеялся, что все обойдется. Мы пережили несколько подобных ночей, прежде чем пара съехала, я надеюсь развестись. Я был слишком напуган, чтобы вмешиваться, но никогда не боялся осуждать.
Много лет спустя я переехал в свою первую одиночную квартиру, студию в Челси, тесную, но уютную. Я использовал ширму, чтобы отделить свою «спальню» от гостиной, но тесные помещения меня не беспокоили, потому что все эти 350 квадратных футов были моими. Меня окружали стопки книг, сложенные на полу, тонны DVD и желание впитать свое одиночество и насладиться им. В соседней двухкомнатной квартире жила молодая семья из четырех человек. Мать жила там много лет, и у нее была сделка по аренде, из-за которой, по-видимому, стоило остаться, поставив койки в спальне, чтобы у ее детей было немного места, пока она и ее муж спали на раскладном диване в гостиной.
Я мог слышать каждое движение семьи: истерики, возня, взлёты и падения от того, что мы постоянно вместе. Это сводило меня с ума. Я купил машину с белым шумом получше и продолжил.
В субботу, 31 мая 2008 г., я вернулся домой из командировки около полуночи, в полусонном состоянии и с перелетом, и обнаружил пленку с места преступления, окружающую мое здание. Прежде чем я успел войти, полицейский проверил мое удостоверение личности и спросил, не заметил ли я каких-либо нарушений в здании, чего-нибудь не так. Я понял, что что-то не так, но, кроме того, что сообщил мне, что входить безопасно, он больше ничего мне не сказал.
На следующее утро перед моим домом собралась толпа репортеров, и я узнал от них, что произошло. Моя соседка Марго Пауэрс, 26 лет, женщина, которую я даже не узнал на фотографиях, которые позже появились в Daily News и Newsday были зарезаны, когда она пыталась расстаться со своим сожителем, шеф-поваром. Он использовал кухонный нож , чтобы перерезать ей горло, и «ее тело было « разрублено» на куски ».
Наш швейцар впустил ее сестру в квартиру, где она обнаружила в ванной тело Марго, покрытое зеленым полотенцем. Убийца Марго пропал без вести на несколько часов, а затем стало известно, что он был найден мертвым после того, как бросился с Финансовый район дом.
Не помню, чтобы я когда-нибудь разговаривал с Марго или даже видел ее поблизости. Она жила двумя этажами выше меня на противоположной стороне нашего дома, и, возможно, мы никогда не встречались; Швейцар сказал репортерам, что довольно часто видел, как пара ссорится. Я мало что мог сделать, чтобы помочь ей, не говоря уже о том, чтобы предотвратить ее смерть, но я чувствовал себя причастным. Что, если бы я был более наблюдательным, более щедрым со своим временем, энергией и вниманием? Что, если бы я приложил больше усилий, чтобы создать чувство общности в своем многоквартирном доме? Как мы с соседями могли так ужасно подвести эту молодую женщину? Где они все были в ту ночь, когда ее убили? Слышали ли они ее крик?
Несколько недель спустя я столкнулся с полицейским, который остановил меня перед моим домом в ночь, когда было обнаружено тело Марго.
Я был в своем местном баре, месте, где я обычно чувствовал себя в безопасности, и бармены знали мой заказ напитков. Он агрессивно приставал ко мне, и меня беспокоило то, как быстро полицейский смог превратиться из защитника в преследователя. Я жаждал чувства безопасности, зная, что кто-то там присматривает за мной, и его нигде нельзя найти.
В ту ночь я выпил слишком много виски и содовой, а затем прошел несколько кварталов до своей квартиры в одиночестве, интенсивность моего одиночества заставляла меня спотыкаться так же сильно, как и алкоголь. Этому, пожалуй, больше, чем чему-либо другому, я научился, слушая ссоры моих соседей: даже в таком плотном и наполненном людьми городе, как Нью-Йорк, можно быть совершенно невидимым. Иногда эта невидимость — это уединение, единственный способ жить друг над другом, как мы. Но в другое время это опасно, даже смертельно. Видеть друг друга, обращать внимание друг на друга может быть нашей единственной благодатью.
Какова наша ответственность перед людьми, которые делят наше пространство, даже если мы никогда не обменивались словами? Мне нравится верить, что если я увижу насилие на улице, я потянусь к телефону и немедленно наберу 911.
Но когда вы дома одни и пытаетесь самостоятельно решить, нужно ли вмешательство, легко предположить, что кто-то еще вмешивается или получает помощь. Та же перенаселенность города, которая заставляет вас влезать в частную жизнь друг друга, также позволяет вам представить, что кто-то еще помогает. Наверняка вы не единственный, кто это слышит.
Хотел бы я сказать, что стал лучшим соседом после убийства-самоубийства, но всего несколько месяцев спустя я стал противоположным. В первый и единственный раз в жизни у меня были такие отношения, за которыми я раньше наблюдала только издалека, которые включали в себя хихиканье и выпивку по вечерам, а затем ночные крики и плач, чаще всего. Я никогда не боялся за свою физическую безопасность, но мое психическое здоровье было на рекордно низком уровне. Даже когда я был один, я был громким — включал музыку, ходил взад-вперед и хлопал дверью, демонстрируя вопиющее пренебрежение благополучием других людей, которое проявляется, когда ты слишком поглощен своими проблемами.
За все это время ни один член семьи по соседству ни разу не отругал меня и даже не сказал мне ни слова ни с озабоченностью, ни с озабоченностью-троллем. Я все еще благодарен.
Даже после того, как я переехала сначала в маленькую квартиру в Бруклин-Хайтс, а затем в квартиру побольше в Вильямсбурге с моим нынешним мужем, моя эпоха «Челси» будет преследовать меня. Мне стыдно, что я не заботился больше об окружающих меня людях, многих из которых я видел чаще, чем свою семью и друзей. Бои в моем нынешнем здании на данный момент прекратились, но я все еще хочу проявлять больше сострадания к людям, которые живут рядом со мной, даже если наше местоположение — единственное, что нас объединяет. Иногда люди вокруг вас — единственные, кто имеет значение.
В Санкт-Петербурге живёт борец за революцию 1917 года: В коммуналке
К моменту рождения Марины Масловой в шестикомнатной коммуналке на Большом проспекте, 65, в ней жило и достигло совершеннолетия целое поколение после большевистской революции 1917 года.
Маслова до сих пор живет в комнате, где родилась 61 год назад, и помнит десятки семей, которые шли по ее извилистым темным коридорам и жили в тесных комнатах при ее жизни.
Именно здесь гости на ее свадьбе в 1970-х отодвинули мебель, чтобы освободить место для танцев в комнате площадью 345 квадратных футов, которую она делила со своим новым мужем, родителями и бабушкой.
И именно здесь, в маленькой комнате рядом с кухней, 16-летний мальчик повесился на ремне в начале 1960-х после того, как его родители, с которыми он делил пространство размером со шкаф, исчезли. По словам Масловой, оба родителя были глухими и немыми, а подросток, обезумевший от их постоянного пьянства и пренебрежения, от отчаяния покончил с собой.
«После этого в этой комнате больше никто не жил, — сказала она.
Спустя сто лет после русской революции коммунальные квартиры, подобные квартире Масловой, остаются одним из непреходящих символов того, как этот элегантный город превратился из великой столицы Российской империи в сердце коммунистической революции, которая будет сотрясать Европу в течение следующих 70 лет.
Санкт-Петербург с его дворцами, улицами итальянских зданий и романтическими каналами был городом-витриной Петра Великого, который, по его словам, станет для России «окном на Запад».
Марина Маслова в комнате, где она родилась и всю жизнь провела с семьей в Санкт-Петербурге. (Василий Колотилов / For The Times)
(Василий Колотилов / For The Times)
Слева Марина Маслова в комнате, где она родилась и всю жизнь провела со своей семьей в Санкт-Петербурге. Справа вид на двор из квартиры, где Марина Маслова и Евгений Корелин живут с пятью другими людьми в Санкт-Петербурге. (Василий Колотилов / For The Times)
Но когда большевики свергли царя и создали то, что впоследствии стало Советским Союзом, они столкнулись с жилищным кризисом. Сельские жители стекались в Петербург (переименованный в Ленинград), Москву и другие города в поисках экономического благополучия. Тем временем дворянство и аристократия были вынуждены бежать или были убиты. Коммунистическое правительство приняло их элегантные дома и многоквартирные дома и переселило перемещенных семей с незнакомцами в сотни тысяч квартир в историческом центре Санкт-Петербурга.
Коммунальные квартиры стали называться коммуналками, или коммуналка по-русски.
В большинстве случаев одна семья получала одну комнату в квартире, которая могла быть от трех комнат до 10. Комната семьи служила спальней, столовой и гостиной.
Во многих случаях несколько поколений жили в одной маленькой комнате, как семья Масловой жила до 1988 года, когда женщина в соседней комнате умерла, и советское правительство выделило пустующую комнату расширяющемуся клану Масловых.
«В этом смысле Советский Союз был не так уж плох: нам давали квартиры», — сказала она.
Вверху, Светлана Косинова, живущая в одной квартире с Игорем Зайцевым и Ксенией Белаевой, идет по коридору квартиры к ванной. Слева вход на лестничную клетку дома, где находится квартира Елены Михайловской. Справа, вид из окна комнаты Ксении Белаевой в Санкт-Петербурге (Василий Колотилов / For the Times)
На сегодняшний день, по оценке правительства Санкт-Петербурга (ссылка на русском языке), в 78 500 коммунальных квартирах в городе проживает 250 000 человек.
из 4,5 млн. Это число меньше, чем примерно 117 000 коммунальных квартир в 2008 году, когда город впервые начал программу переселения для семей, живущих в самых ветхих из 9 жилых домов.0025 коммуналка .
Общее пространство является общим, и за него часто ведутся споры, включая использование туалетов. У каждой семьи есть свой рулон туалетной бумаги, а в некоторых квартирах и собственные сиденья для унитаза, которые висят на стенах и при необходимости снимаются.
В квартире 16 не было горячей воды до 1986 года. До этого не было туалета для мытья посуды, только кухонная раковина, поэтому жители баня , общественная сауна, ходили купаться вниз по улице.
На общих кухнях может быть до пяти плит, и семьи меняют время приготовления и приема пищи, чтобы избежать конфликтов. Холодильники и продукты питания хранятся в комнатах семьи.
В коридорах постоянно темно из-за отсутствия общего освещения. Спутанные пучки электрических проводов свисают со стен коридора, петляя из комнаты в комнату.
У каждой семьи есть свой электросчетчик и лампа над дверью в комнату. В некоторых квартирах даже есть отдельные выключатели для света над туалетом, чтобы одному соседу не приходилось платить за визиты другого соседа.
Вид с крыши дома Марины Масловой и Евгения Корелина. (Василий Колотилов / For The Times)
(Василий Колотилов / For The Times)
Когда в 1899 году был построен дом Масловой, в Петербурге было полно подобных многоквартирных домов, в которых богатые помещики сдавали квартиры разной площади временным, а иногда и постоянным жителям.
Эту квартиру бабушка Масловой получила во время блокады Ленинграда во время Великой Отечественной войны, когда войска фашистской Германии окружили город на 900 дней, лишив его резиденцию жизненно важных припасов. Ее бабушка жила в деревянном доме, но когда его снесли на дрова, ей и дочери выделили одну из самых больших комнат в квартире.
По словам Масловой, на пике популярности в квартире № 16 проживало 17 человек и шесть семей.
Сегодня там всего шесть или семь человек, в зависимости от того, кто приедет и останется. Студенты арендуют комнаты, чтобы жить и учиться в историческом центре.
Когда отношения между соседями хорошие, как в Квартире 16, совместная жизнь терпима. Когда они плохие, жизнь очень тяжелая, сказала Маслова.
В 1950-х годах советский лидер Никита Хрущев представил масштабный проект городского строительства, в рамках которого по всему Советскому Союзу строились многоквартирные дома. Десятки тысяч семей, проживающих в коммуналках, были выселены в собственные квартиры, многие из них находились за пределами центра города. В других городах, таких как Москва, это в значительной степени положило конец
Это не идеально; хотелось бы потише. Но я живу в историческом центре и знакомлюсь с городом, так что оно того стоит.
— Евгений Корелин, художник, живущий в коммуналке
После распада Советского Союза риелторские компании скупили огромные массивы коммуналок в живописном центре Санкт-Петербурга и превратили их в роскошные апартаменты или бутик-отели.
много коммуналка Жители охотно переселялись из общих домов в собственные квартиры, даже если это означало жить в многоквартирных домах за пределами центра.
«Особенно в Санкт-Петербурге люди, которые чувствуют себя настоящими «питербуржцами», чувствуют, что могут жить только в центре», — сказал Илья Утехин, антрополог, который в 2008 г. сам в одном. «По этой причине многие готовы терпеть плохие условия просто ради того, чтобы остаться в центре».
Евгений Корелин, 26 лет, художник, четыре года назад вместе с братом купил одну из комнат в квартире. Они переделали интерьер и создали современный лофт, пропускающий достаточно света, чтобы Корелин мог работать в своей комнате. За 2 миллиона рублей, или около 33 тысяч долларов, было дешевле купить комнату в коммуналке, чем купить большую квартиру за пределами центра.
«Это не идеально; Я хотел бы больше тишины», — сказал он. «Но я живу в историческом центре и знакомлюсь с городом, так что оно того стоит».
Лестница, ведущая в коммуналку Лены Михайловской по проспекту Римского-Корсакова, просела и стала неровной, так как старое здание осело от времени.
По часовой стрелке сверху слева: Светлана Косинова (слева) и Ксения Белаева в коридоре своей квартиры в Санкт-Петербурге. Дверной звонок с именами, выгравированными на табличках, прикрепленный к входной двери одной из квартир в доме. Лена Михайловская на кухне в коммуналке. Кухня квартиры, где живут Марина Маслова и Евгений Корелин с еще пятью людьми. (Василий Колотилов / For The Times)
Построенное в 1798 году трехэтажное здание в самом центре Санкт-Петербурга, всего в нескольких кварталах от знаменитого Мариинского театра, когда-то было домом вице-губернатора Санкт-Петербурга. В 1860-х годах его переоборудовали в семинарское общежитие и надстроили четвертый этаж.
Когда пришла революция, большевики превратили семинарию в восемь коммуналок, в каждой из которых было не менее 10 комнат. В Санкт-Петербурге количество звонков в подъезде — верный признак того, что в квартире коммуналка . На входной двери Михайловской пять зуммеров, не все работают.
Михайловская, ее муж и дочь-подросток живут в одной комнате в 10-комнатной квартире. По ее словам, сейчас комнаты снимают в основном студенты, поэтому внутри в основном тихо. В старом здании толстые стены, которые блокируют большую часть шума.
По словам Михайловской, квартиры в этом доме трудно продать из-за их размера и количества ремонтов, необходимых для разваливающейся инфраструктуры старого здания.
Прожив несколько лет здесь молодой семьей, они наконец-то накопили достаточно денег, чтобы купить собственное жилье, и переедут через два месяца.
«Делить пространство с другими людьми… это просто не то, чем я хочу больше заниматься», — сказала она. Михайловская выросла в четырехкомнатной коммуналке . В детстве жить в коммунальной квартире было настолько обычным явлением, что Михайловская с трудом представляла себе одного из своих одноклассников, который не провел в ней свое детство.
Если вы жили в центре, то наверняка жили в коммуналке.
